Речь по делу Мироновича

Адвокат Карабчевский Н. П.

Описание дела

Господа присяжные заседатели!

Страшная и многоголовая гидра — предубеждение и с нею-то прежде всего приходится столкнуться в этом злополучном деле. Злополучном с первого судебного шага, злополучном на всем даль­нейшем протяжении процесса.

Преступление зверское, кровавое, совершенное почти над ре­бенком, в центре столицы на фешенебельном Невском, всех, разу­меется, потрясло, всех взволновало. Этого было уже достаточно, чтобы заставить намного потерять голову, даже тех, кому в подоб­ных случаях именно следовало бы призвать все свое хладнокровие. Ухватились за первую пришедшую в голову мысль, на слово по­верили проницательности первого полицейского чина, проникшего в помещение гласной кассы ссуд и увидевшего жертву, лежащую на кресле с раздвинутыми ногами и задравшейся юбкой. В одной этой позе усмотрели разгадку таинственного преступления.

Достаточно было затем констатировать, что хозяином ссуд­ной кассы был не кто иной, как Миронович, прошлое которого будто бы не противоречило возможности совершения гнусного пре­ступления, насилия, соединенного с убийством, и обвинительная формула была тут же слажена, точно сбита накрепко на нако­вальне. Не желали идти по пути дальнейшего расследования!

Первую мысль об «изнасиловании» покойной Сарры подал околодочный надзиратель Черняк. Кроме «раздвинутых» ног и «приподнятой юбки», в наличности еще ничего не было. Но вся­кая мысль об убийстве с целью грабежа тотчас же была беспово­ротно оставлена. Когда вслед за Черняком в квартиру проник помощник пристава Сакс (бывший судебный следователь), дело было уже бесповоротно решено. Проницательность «бывшего» судебного следователя была признана непререкаемой. Она-то с бес­сознательным, упорством стихийной силы и направила следствие на ложный путь. К часу дня 28 августа (то есть дня обнаружения убийства), когда  налицо были все представители, (вплоть до самых высших) следственной и прокурорской власти столицы, слово «изнасилование» уже, как ходячая монета, было всеобщим достоянием.

Тут же после весьма «оригинального» судебно-следственного эксперимента, о котором речь ниже, Миронович был арестован и отправлен в дом предварительного заключения. На следующий день, 29 августа, весь Петербург знал не только о страшном убий­стве, но и о «несомненном» виновнике его — Мироновиче. Против «злодея», недаром, едва ли не на самом месте совершения пре­ступления, была принята высшая мера предосторожности — безу­словное содержание под стражей. С этого момента «убийство Сар­ры Беккер» отожествилось с именем Мироновича в том смысле, что «убийца» и «Миронович» стали синонимами. От этого первого (всегда самого сильного) впечатления не могли отрешиться в те­чение всего производства дела, оно до конца сделало ужасное дело. Мироновича предали суду.

А между тем даже и тогда, на первых порах, в деле не име­лось абсолютно никаких данных, которые давали бы право успо­коиться на подобном «впечатлении».

Характерно отметить, насколько пестовали и лелеяли это «первое впечатление», насколько прививали его к сознанию обще­ства на протяжении всего предварительного «негласного» следст­вия.