Речь по делу Дементьева

Адвокат Спасович В. Д.

Нужно отличать гнев как аффект от гнева как страсти. Гнев, который разжигался в те­чение трех последовательных часов, был уже не аффектом, а стра­стью, под влиянием которой человек может действовать с полным сознанием последствий. Но, во всяком случае, нет надобности в этом предположении, возможно и другое. Очень может быть, что Дагаев не был в таком хладнокровном состоянии, когда влетел со шпагой в руке в коридор. Он, кажется, из тифлисских дворян, он уроженец юга, где люди раздражаются скорее, чувствуют живее, чем люди северного климата, более сдержанные, более флегматич­ные. Очень может быть, что такой человек, придя в ярость, теряет сознание, готов сам себя бить, способен сам себя ранить. Он мог сорвать один погон, когда сбрасывал шинель, другой после и за­быть об этом. Против этого приводят то, что он сейчас же заявил о срывании погона. Но в том-то и дело, что первый человек, кото­рого он увидел после этого события, была Данилова, и ей он ни­чего об этом не сказал. Он заявил о срывании у него погонов в первый раз в участке, через четверть часа или двадцать минут после того, как виделся с Даниловой. Этого времени было совер­шенно достаточно, чтобы пораздумать, сообразить; не зная, как он потерял погоны, он мог прийти к заключению, что, вероятно, их сорвал солдат, и занес об этом обстоятельстве в протокол, видя в нем средство защиты себя. Самое показание Дагаева подтвер­ждает мысль, что он мог сорвать погоны с себя и не заметить этого. В этом показании Дагаев отрицает такие факты, которые были совершены при многочисленной публике. Так он говорит, что не бил на улице Дементьева, когда люди видели, что он бил; гово­рит, что не вынимал шпаги, когда люди видели, что он вынимал ее. Поэтому можно утверждать, что он был в таком же разгоря­ченном состоянии, как Дементьев, хотя стал в него по доброй воле, и что он мог действительно многого не помнить.

Подводя итоги всему сказанному, я не могу прийти к другому заключению, как то, что Дементьев невиновен, и прошу его оправ­дать, оправдать вполне еще и потому, что это событие особого ро­да, это такая палка, которая действительно должна кого-нибудь поразить. Его она поражает несправедливо. Она должна обратить­ся на кого-нибудь другого. Я полагаю, что к военной дисциплине совершенно применимо то, что говорили средневековые мыслители о справедливости: justitia regnorum fundamentum основа цар­ства есть правосудие. Я полагаю, что правосудие есть основа­ние всякого устройства, будет ли то политическое общество, будет ли то строй военный.