Речь по делу Максименко

Адвокат Плевако Ф. Н.

В меньшей степени, но тоже недовольны были обвинением в неосторожности и Дмитриевы. Обе обиженные сторо­ны, сознавшие полнейшую несостоятельность обвинения против них, естественно, с подозрением отнеслись к авторам выдумки. А когда оказалось, что смерть Максименко была неестественной, то подозре­ние перешло в предубеждение против клеветников, вероятно, имев­ших цель этими инсинуациями отводить глаза от виновников пре­ступления.

Между тем, пущенная о Португалове, во всяком случае, не моей подсудимой, клевета, — о чем свидетельствуют все обстоятель­ства дела, — передается автором лжи в семью Дубровина. Там рас­сказу верят и громко передают о поступке Португалова, даже идут, в лице свидетеля Леонтьева, жаловаться полиции на вымогатель­ство врача.

Понятно негодование Португалова на дерзость лжи. В негодо­вании он уже не анализирует развития клеветы, а объединяет всех, разносящих ее, в одну шайку, вероятно, имеющую цель клеветать на него, чтобы подорвать веру в его сомнения о причине смерти Максименко и добиться похорон без вскрытия.

Происходит трагикомедия: Португалов, оскорбленный, подо­зрительно истолковывает все поступки в семье Дубровина, а семья Дубровина с вдовой Максименко, доверяя пущенной клевете, в по­дозрениях Португалова видят только новые и новые придирки.

В меньшей мере, но та же история повторяется в отношениях к Дмитриевым.

Подозрение, высказанное вдовой покойного, раздражило их. Они недоверчиво относятся к ней; она, не зная истинной причины смерти мужа, их подозрительность объясняет иными мотивами.

Эти причины дали окраску отношениям этих свидетелей к де­лу. Они озлоблены и поэтому пристрастны; тем более опасно, что их подозрительность искренняя. Но они — люди правдивые, осо­бенно я это скажу о Португалове.

Поэтому в их показаниях надо различать две стороны. Там, где они, а особенно Португалов, говорят о своих действиях, о своих поступках и действительном их значении, там он правдив, ибо по­рядочность его гарантирует нас от сочинительства того, что для него явно не существует. Но там, где он говорит о значении чужих поступков, где он характеризует чужую душу и оценивает чужие чувствования, — а самая опасная часть его показаний и составляет его мнение о недостаточности внимания вдовы к покойному супругу в предсмертные дни, о холодности ее при гробе и т. п. — там его мнения всего более страдают недостатком беспристрастия.