Речь по делу Максименко

Адвокат Плевако Ф. Н.

Она не отрицает, что носила ему последний стакан, когда, вернувшись от Дмитрие­вых, он попросил дать себе чаю. Этот стакан для обвинителя — са­мая сильная улика.

Но не говоря уже о том, что по данным экспертизы, количест­во мышьяка, обнаруженного в трупе, требовало большого количест­ва выпитой жидкости, а по данным обвинения, жена вынесла едва отпитый стакан сейчас же и назад, не говоря о том, что свидетели, сидевшие за самоваром, — Марья Васильевна и Большакова, утвер­ждают, что стакан был вынесен совсем не отпитый или чуть отпитый, — я обращаю ваше внимание на то, что стакан был вынесен и поставлен на тот же стол, перед теми же людьми, причем подсу­димая сама вскоре ушла назад к больному, а стакан уже прислугой был вылит в полоскательную чашку.

Я прошу вас сообразить: стала бы отравительница, поднеся отраву мужу, ставить стакан с тем же отравным чаем на стол, где его могли нечаянно выпить, благо чай был в накладку, и нечаян­ная отрава выдала бы преступницу?

Спокойствие, с которым жена носила чай и возвратилась, ука­зывает, что в чае или посуде отравы не было или подсудимая не­ знала о ней, а отрава была дана чьей-либо посторонней рукой, быть может, побывавшей тут же в доме или и в эту минуту туг находившейся.

Вечером больной почувствовал боли. У постели был Резников. Чужих никого. Дмитриевы ничего не знают. Португалов, сочтя боль­ного выздоровевшим, к ним не придет. Чего бы лучше, если жена знает, что ею дано мужу, а Резников — ее сообщник, молчать и не вызывать врача; но жена требует врача, и Резников не может откло­нить ее от желания, а должен ехать за Португаловым.

Лекарства прописаны. Но, по замечанию Португалова, касто­ровое масло не развязано, а микстура едва тронута. Обвинение го­ворит, что это — улика против жены, доказательство ее нежелания спасти мужа.

Но ведь если она отравила, а лекарство, как и доктор, ею вы­писано лишь для отвода подозрения, то что мешало ей девать ле­карство — ведь это было не противоядие, а бесполезное против яда средство?

Доктор Португалов ставит в вину жене, что она в эту ночь легла отдохнуть, когда муж умирал. Обвинение подчеркивает эту же улику.

Но они забывают, что, не зная об отраве, а зная, что утром врач считал больного уже выздоровевшим, жена могла временные боли считать за проходящий припадок и позволить себе отдохнуть после многонедельного ухода за больным, надорвавшего силы.