Речь по делу Гулак-Артемовской
Адвокат Жуковский В. И.
Когда уголовное следствие окончено и представлено с обвинительным актом в судебную палату, когда судебная палата предает суду обвиняемого и обвинительный акт вручается ему уже как подсудимому, чтобы к суду приготовиться, — тогда только допускается к участию в деле тот зловредный и продажный человек, которого зовут адвокатом. Ему дается семь дней срока на соображение о том, чем нужно дополнить дело, как бы оно сложно и загадочно ни было. Очевидно, что защита выполнена уже на следствии, закреплена обвинительным актом, а иногда и обращена на голову подсудимого. Остается обратиться к нему и спросить, чем желает он дополнить следствие, а также какой системы защиты он держался. Тут начинаются бесконечные сетования на то, что прокурор не включил в список свидетелей, которые должны были бы сказать доброе слово в пользу подсудимого, что следователь отказал в допросе таких лиц, которые могли бы дать оправдывающие показания. Решено вызвать всех, — ну, а как там на суде будет — разберемся. Каким же образом отбыта защита на следствии и какой системы обвиняемый держался? Там, где строго держатся состязательного порядка, следственный судья предупреждает обвиняемого, что он может не говорить, что обвинение должно быть доказано, что, если он даст показания, они будут записаны в протокол и могут уже быть употреблены, как доказательства. У нас судебный следователь отбирает допрос. Он уже составил постановление о привлечении к следствию, хотя прямого обвинения и не было предъявлено; он предупреждает обвиняемого, что надо быть искренним и представить все, что может служить к оправданию. Если обвиняемый отрицает виновность, это несколько уже шокирует следователя.
Затем противоречие в показаниях, запутанность, забывчивость, неподтвердившаяся ссылка на свидетелей — все это подчеркивается следователем и ставится обвиняемому в счет, а то, что упустит следователь, не упустит прокурор, то же, что упустит прокурор, не упустит гражданский истец. Весьма затруднительно положение обвиняемого, когда прямых доказательств нет или очень мало, когда доказательства изыскиваются в сфере нравственной, то есть в репутации обвиняемого и потерпевшего; когда начинают чертить портреты обвиняемого и потерпевшего, сопоставлять их и выводить заключение, что обвиняемый — человек безнравственный, а потерпевший — человек нравственный. В особенности тяжко положение обвиняемого, когда потерпевшего нет уже на свете. Тогда следователь имеет полное право опереться на мудрое правило: об умершем или хорошо, или ничего.
Горе обвиняемому, если он, желая снять пятно со своей репутации, решится сказать что-либо резкое о потерпевшем; его отзыв будет резать слух присяжных заседателей при чтении обвинительного акта. Если же обвиняемый обнаружит особенную щепетильность, отстаивая свою нравственную репутацию, то ему поставят с заднего двора свидетеля с фиктивными векселями, которые к существу дела хотя и не относятся, но свидетель этот будет назван прокурором в обвинительной речи приятелем подсудимого. Тогда явится свидетель, который с талантом представит рассказы в лицах о том, как он ужинал с подсудимой, и как во время ужина происходило взаимное друг друга подпаиванье. Тогда пришпиливается к делу взятая при обыске в ванной комнате памятная книжка, на переплете которой написано карандашом несколько прочувствованных фраз без означения времени и того, к кому они адресованы. Эта книжка, тем не менее, выяснит в речи обвинителя отношения подсудимой к потерпевшему, так как обвинитель со свойственной ему проницательностью объяснит, когда и кому фразы написаны.
