Речь по делу Мироновича

Адвокат Урусов А. И.

Не забывайте, что Сарра Беккер была под­росток, в ней, как вы видели из акта вскрытия, уже складывалась девушка. Вот почему я полагаю, что в настоящем деле, не исходя от обобщений, а путем фактов, бесспорно установлено, что Миронович имел известные виды на Сарру.

Перехожу к событию преступления и к алиби Мироновича. Все, кто видел Сарру в этот вечер, замечают ее задумчивость, ее грустное настроение. «Ах, Лизанька, — говорит она Р. Чесновой, — хотя я играю, но мне скучно». Тринадцатилетний мальчик Громцев, тот самый, который показал, что Сарра была девочка хоро­шая, умная, добрая, с детьми играла хорошо и никого из них не обижала, сказал нам, что часов в семь вечера, когда дети играли на дворе, она сидела на лестнице задумавшись. Другой мальчик, Круглов, видел ее до девяти часов вечера. Она молча постояла, слушая его разговор с Брандтом, «она скучная была» и в девять часов ушла в кассу. Наконец, Анастасия Федорова, с чуткостью наблюдения, которую вы, конечно, оценили, заметила, что в этот вечер, в начале девятого часа, Сарра, всегда веселая и живая, была «очень скучна» и, видимо, старалась не смотреть на Мироновича. Что же значила эта грусть — не предчувствие ли близкой мучени­ческой кончины? Не думайте, господа присяжные заседатели, что я хочу играть на ваших нервах, нет, мне нужно только спокойное рассуждение. Если Сарра была необычайно грустна, задумчива в вечер 27 августа, если взгляд ее стыдливо избегал останавли­ваться на Мироновиче, то весьма вероятно, что он, окончив все нужные приготовления, не считал нужным особенно стесняться и что беззащитная девочка уже подверглась нечистым ласкам, кото­рыми он исподволь развратил ее. Но мы уже подошли к моменту преступления, которое, несомненно, совершено между десятым и одиннадцатым часом. Последний, кто видел Сарру в живых, был Ипатов. Из бани он пришел домой «в конце девятого или в начале десятого — примерно», в исходе десятого видел Сарру сидящею с женщиной в шерстяном платке на голове — не в шляпке, заметьте это; они сидели как хорошие знакомые и ясно, что в это время, в исходе десятого, касса еще не была заперта и в ней сидел Миро­нович, во-первых, потому, что по субботам касса запиралась вооб­ще поздно, и, во-вторых, потому, что раз касса была заперта, Сар­ра из нее не выходила и в кассу никого не впускала. Эта черта осторожности, воспитанная не только на врожденных инстинктах, но и на приобретенных навыках, подтверждается решительно всеми свидетелями и даже Мироновичем; как же мог бы он иначе дове­рить такое значительное имущество ребенку! Да стоит вспомнить опять свидетельницу А. Федорову: ее, знакомую Сарры, после одиннадцати часов Сарра не впустила в кассу, несмотря на все ее просьбы. Касса заперта, сказала она через запертую дверь, прихо­дите завтра. Несколько минут после Ипатова прошли Алексеев и Повозков, но уже никого на лестнице не видели, а в начале одиннадцатого вернулся Севастьянов, и все было тихо, как в могиле. Дело было сделано, окончено.

Где же, спрашивается, был в это время, от начала десятого до начала одиннадцатого часа, Миронович?