Речь по делу Гулак-Артемовской

Адвокат Жуковский В. И.

Никто вообще не расположен платить по подложному документу; случаются нередко даже уклонения от платежа и по действительным, а потому человек, задумавший воспользоваться подложным документом, направляет обман, как средство насилия, на распознавательную способность, суда. Суд обладает всеми средствами для исследования истины; возмущаться же тем, что обман направлен на распознавательную способность самого же суда, бы­ло бы суду недостойно потому, что, возмущаясь, он утрачивал бы два своих священных свойства: беспристрастие и милосердие. Мне, конечно, могут возразить, что в настоящем деле идет речь о под­логе в векселе. Вексель, как орудие промышленного кредита, как рычаг денежного международного курса, как символ верности и честности купеческой, должен быть особенно охраняем законом от подлогов, так как подлог в векселе подрывает не только интерес частного лица, но и целую систему общественного кредита. С этими соображениями нельзя было бы не согласиться; но ве­ксельный институт утратил уже свое прежнее значение. Я не гово­рю о векселе переводном, международном. Если вексель на товар, отправленный из Америки в Петербург, трассируется на Лондон, то, само собою разумеется, что векселя такого рода регулируют международные торговые сношения. Но в таких векселях подлоги никогда не встречаются, по крайней мере, в течение восьмилетней практики мне встречать не случалось. Что же касается до векселей простых, хотя бы и торговых, то прежнее их значение восстано­вить при посредстве уголовного закона нет уже возможности. Ве­ксель появился тогда еще, когда общественные кредитные учрежде­ния не были развиты. С развитием банкирских учреждений, учет векселей облегчен, даже, можно сказать, распущен до такой сте­пени, что вы можете выгребать лопатами дружеские, фиктивные векселя, как это и обнаружено печальной историей в Обществе взаимного кредита. Если прежде вексель выражал собою торго­вую валюту, то теперь вексель пишется для того, чтобы получить в банке деньги, а потом уже приобрести товар. Дутые векселя по­лучают право гражданства, никто ими более не брезгает, кроме уго­ловного закона. Надо принять в соображение еще и то, что законо­дательство само развенчивает вексельный институт, выводя ве­ксель из особой цеховой торговой сферы в сферу всесветскую. Кто теперь не имеет право совершать векселя? Юноша, достигший совер­шеннолетия, занимает деньги на мотовство под вексель; ростовщик, давая деньги под проценты, берет векселя; может совершать ве­кселя его жена, его дочь, если последуют его ремеслу. Едва оперит­ся человек совершеннолетием, он пишет векселя; вексель давно уже низведен на степень простой дружеской расписки. Подлог в векселе, между тем, признается все еще крайне опасным, хотя, за­мечу, в эту опасность никто уже не верит, ввиду существующей ныне системы в исследовании спора о подлогах. Какой порядок применяется в гражданском суде к исследованию споров о под­логе? Когда по предъявленному в суде долговому документу воз­буждается ответчиком спор о подлоге, без прямого обвинения, то суд обязан потребовать от предъявителя письменное объяснение, желает ли он взять свой документ назад. Если  предъявитель не пожелает взять документа, то суд, исследовав спор о подлоге, передает дело к уголовному порядку. Эта система исследования ограждает, во-первых, интересы частных лиц от угрожающего ущерба; во-вторых, успокаивает общество, низводя подлог на сте­пень безопасности; в-третьих, охраняет силу письменного акта от неосновательного опорочения; в-четвертых, гуманно относится к человеку, поддавшемуся преступным замыслам, вразумляет и пре­достерегает его; в-пятых, дает более прочное и справедливое осно­вание прокурору для уголовного преследования, так как дело по обнаружении подлога, обращается к уголовному порядку; в-ше­стых, согласуется ли наш уголовный закон, приближающийся бо­лее к средним векам, чем к настоящему столетию, с теорией права, так как усматривает в предъявлении подложного документа лишь покушение; в-седьмых, соответствует современным потребностям общества, потому что ограждает неприкосновенность домашнего очага от произвольного вторжения власти по поводу какого-либо бездоказательного заявления о подлоге и дает более достойное по­ложение прокурору, который тогда уже возбуждает преследование, когда подлог обнаружен гражданским судом.