Речь по делу братьев Скитских

Адвокат Карабчевский Н. П.

Тем не менее следственные поиски разом прекратились, и ста­ли собирать улики только против Скитских. Я удивляюсь, что их собрали еще так мало, так как знаю, что на первых порах поли­цейским рвением легко смутить даже чистую, но слабую свиде­тельскую душу.

Припомните показания свидетеля Головкова и объяснение Пет­ра Скитского. Бывший полтавский полицеймейстер Иванов на том основании, что они «не дворяне», объяснялся с ними весьма энер­гично. Он имел, по-видимому, повадку в подобных случаях жести­кулировать кулаком более выразительно, чем это обыкновенно при­нято. Рядом с этим тот же Иванов, так детски доверчиво, с такой пылкой наивностью считал собранные против Скитских улики неотразимыми и насчитал их столько даже здесь на суде (кровь, волосы, колбасу, веревку и т. д.), что на его показании, как на судебном доказательстве, даже обвинителям пришлось поставить крест. Иванов ничего нам не дал здесь, кроме своей, совершенно очевидной судебно-полицейской наивности, а между тем на пред­варительном следствии все охотно верили ему, он «корни и нити» всего дела держит твердо в руках. Из уст в уста переходили све­дения об открытых им «важных» уликах, слагались и целые леген­ды о добытых им «агентурным путем» сведениях. На суде эти «агентурные сведения», как и следовало ожидать, превратились в простые бабьи сплетни, тут же и опровергнутые.

По поводу полицейской проделки с подсаживанием сыщика в образе арестанта к Петру Скитскому, проделки, предпринятой, к сожалению, с ведома, если не одобрения, следственной и прокурорской власти, — пошел целый гул по Полтаве. Девица Прохорова и преосвященный говорили нам, что даже сами читали копию запи­ски Петра Скитского к брату и в ней была именно «страшная» улика против Скитских. В ней говорилось о проклятии за созна­ние и за нарушение клятвы по совершению преступления. Сам Иванов не посмел, однако, здесь воспроизвести нам подобного текста записки. Этот свидетель, согласно с утверждением Червоненко, удостоверил совершенно иное содержание записки: «Если ты убил Комарова, я тебе не брат. Проклинаю тебя». Это был оправдатель­ный документ для Петра Скитского, а не «страшная» улика. Записка затем пропала, вероятно, в качестве «ненужной бумажки». Но она сделала свое страшное и злое дело на предварительном следствии!

Ближайшими сотрудниками Иванова, как известно, были два полицейских пристава Царенко и Семенов. Втроем они были пер­выми каменщиками, положившими фундамент. Вы имели возмож­ность их наблюдать и составить себе надлежащее представление о характеристике их сыскной прозорливости.