Речь по делу Маргариты Жюжан

Адвокат Хартулари К. Ф.

Что же касается до ссылки свидетель­ниц, в виде доказательства, на рубашку покойного, то, по словам их, покойный Познанский, желая скрыть следы полового сближе­ния своего с подсудимой, сам оторвал перед, после чего рубашка поступила в стирку. Казалось бы, что такими действиями покой­ного уже достигнута была цель, которую он преследовал, а между тем свидетельницы передают, что когда рубашка возвратилась из стирки и подана была покойному, то он позвал свою мать и, пока­зывая ей рубашку, стал жаловаться на прачку, обвиняя в порче белья. Как же согласовать предыдущие действия покойного с после­дующими? Как объяснить, с одной стороны, желание Н. Познанского скрыть и предать забвению известные обстоятельства, а с другой — обнаружение их по собственному почину?! Очевидно, что история с рубашкою такая же неудачная выдумка, как и откровен­ность подсудимой о своей любовной связи с человеком, физически не способным для подобной связи, вследствие известного органиче­ского порока...

Возвращаясь засим к общим свидетельским показаниям по тому же обвинению, сущность которых приведена выше, я полагаю, что для правильной их оценки вы, не забывая описанного уже мною личного характера подсудимой, должны непременно задаться вопросом, чем была Маргарита Жюжан в семействе Познанских, и тогда все выходки подсудимой, упоминаемые свидетелями, кото­рые производили на них впечатление, приобретут в ваших глазах совершенно иной характер и значение.

В августе 1873 года Маргарита Жюжан поступила в качестве гувернантки к детям Познанских, из которых покойному Николаю было около 12 лет. В течение пяти лет, до самой смерти Николая, Жюжан ежедневно посещала Познанских, преимущественно вече­ром, так как утром занята была уроками, которые давала в дру­гих частных домах. Из объяснений, данных обвиняемой на суде и подтвержденных действительным статским советником Мягковым, М. Жюжан, обласканная семейством Познанских. считала его поч­ти родным для себя. Внимание подсудимой, как наставницы, осо­бенно было обращено на старшего сына полковника Познанского, Николая, как на мальчика, который, по ее словам, держал себя как-то отдельно в семействе и лишен был родительской ласки и за­ботливости. Он рос и развивался под влиянием своего собственно­го нравственного мира, без всякого направления, без всякой посто­ронней помощи. Чтобы расположить к себе полудикого, скрытного и ленивого к учебным занятиям Николая, подсудимая старалась прежде всего приобрести его расположение и доверие.