Речь по делу Маргариты Жюжан

Адвокат Хартулари К. Ф.

Я склоняюсь к последнему предположению и признаю, что приведенная тирада является результатом некото­рого личного психического анализа; видимо, что покойный рылся в самом себе, проверял себя и вместе с тем страдал, будучи собою недоволен. Должен ли «я упрекнуть себя в чем-нибудь? », — про­должает Николай Познанский и, возбуждая подобный вопрос, от­вечает: «Много бы я ответил на этот вопрос, если бы не боялся, что тетрадь попадет в руки отца или кому-нибудь другому и он уз­нает преждевременно тайны моей жизни с 14 лет. Много перемен, много разочарований, многие дурные качества появились во мне.

Кровь моя с этого возраста приведена в движение, движение крови повело меня ко многим «таким поступкам, что, при воспоми­нании их, холодный пот выступает у меня на лбу». Сила воли вы­работалась «из упрямства, спасла меня, когда я стоял на краю по­гибели»; я стал атеистом, наполовину либерал. Дорого бы я «дал за обращение меня в христианство. Но это уже поздно и невоз­можно. Много таких взглядов получил я, что и врагу своему не же­лаю додуматься до этого; таков, например, взгляд на отношения к родителям и женщинам... Понятно, что, основываясь на этом и на предыдущем, я не могу быть доволен и настоящим».

Возбуждая затем другой вопрос: «Светло ли мое будущее? » — Николай Познанский отвечает: «Недовольный существующим по­рядком вещей, недовольный типами человечества, я наврядли най­ду человека, подходящего под мой взгляд, и мне придется прово­дить жизнь одному, а тяжела «жизнь в одиночестве, тяжела, когда тебя не понимают, не ценят».

Разбирая, в заключение, род деятельности, которую намерен избрать для достижения славы, Николай Познанский оканчивает заметки упоминанием о полученном им 18 марта письме от П. и за­тем, обращаясь к сопернику своему по ухаживанию за П., Ф. И. Ч., заканчивает дневник словами, хотя и вычеркнутыми отцом при представлении дневника судебному следователю, но восстановлен­ными на суде, именно: «что кому-нибудь из двух, ему или Ф. И. Ч., придется переселиться в лучший мир».

Ввиду приведенных мною извлечений из заметок покойного, невольно возбуждаются вопросы: какие дурные поступки и каче­ства могли появиться в несчастном юноше с 14-летнего возраста?! На краю какой погибели стоял он, спасенный силою воли?! В чем состоял этот взгляд на родителей и женщин, усвоения которого он не пожелал бы и врагу своему?!