Судебные речи известных русских юристов

Речь по делу Давида и Николая Чхотуа и др. (Тифлисское дело)

Адвокат Спасович В. Д.

Таких доказательств нет, акт деяния покрыт со­вершенным мраком. Ставят улики, которые относятся либо к об­ласти приготовлений, либо к области скрытия следов преступле­ния, о мотивах никто и не думает; зачем их доискиваться? Эти исследования рассматриваются, вероятно, как роскошь. Если пред­шествующие мои доводы успели хотя сколько-нибудь пошатнуть убеждение в наличности corpus delicti, то, конечно, остальной ана­лиз действий, приготовительных к акту, который, может быть, и не был, или охранительных, когда преследование уже висело над головами подозреваемых, не имеет никакого значения.

Но я должен сразиться и с этими личными уликами против каждого из подсудимых, дабы доказать, что это псевдоулики, хит­роумные натяжки, что в силу предвзятой идеи каждое лыко шло в строку, что каждый бесцельнейший предмет превращался в ре­жущий инструмент, топор или револьвер, против подсудимых и в особенности против главного, Чхотуа, потому что об остальных мало и думали, они так и шли без счету и числа в придачу.

Итак, разберем прежде всего личные улики против Д. Чхотуа, подразделив их на приготовительные и последовавшие за преступ­лением, из которых я постараюсь потом доказать, что только пер­вые имели бы значение, а последние — никакого.

Теперь перехожу к рассмотрению улик против Д. Чхотуа. Главной уликой являются собаки. В доме Шарвашидзе их было пять или шесть. Они были особенно злые, кусались, не пропускали посторонних, но своих домашних знали, и, по-видимому, и Андреев­ские освоились с ними, по крайней мере, в деле нет намеков, чтобы собаки беспокоили их и чтобы люди, по приезде Андреевских, были озабочены униманием собак. Прочие же входили во двор только при ком-нибудь из домашних, всего же чаще при по­мощи садовника Мгеладзе, который и жил в сторожке у ворот двора. Между этими собаками самая большая, сильная и злая была одна. Свидетель Кадурин удостоверил, что за неделю до со­бытия, следовательно, когда Андреевские только что въехали в дом, Д. Чхотуа просил яду у Кадурина, чтобы отравить собаку, так как она могла взбеситься, но Кадурин посоветовал ему подож­дать. В деле есть еще более ранние доказательства, что собак опа­сались. В счетах Д. Чхотуа под № 22 значится на 21 июня, что коновалу дано 2 рубля за лечение собак. Случилось, что свое дав­нишнее намерение убить собаку Д. Чхотуа привел в исполнение как раз в роковое число 22 июля. Вечером того числа, часов в во­семь, он приказал ее убить садовнику Мгеладзе, что Мгеладзе и сделал, убив ее палкой, которая найдена 23 июля утром в кухне окровавленной с прилипшими к ней шерстинками. Но в вообра­жении Цинамзгварова, присутствовавшего при ее осмотре, палка эта превратилась потом в топор, как он это показал 30 октября.