Речь Ф. Н. Плевако в защиту Каструбо-Карицкого по делу Дмитриевой и Каструбо-Карицкого

Адвокат Урусов А. И.

Надобно заметить, что у Дмитриевой господствует прием по­казывать на суде только то, что записано в обвинительном акте. Сколько бы показаний у нее ни было на предварительном следст­вии, но на судебном она их знать не хочет, она держится только слов, занесенных в этот акт. Но на суде обнаружились записки, писанные ею из тюрьмы. Записки эти оказались целы в руках Кас­сель. Появление их было до известной степени ново. Дмитриева, однако, знала о них, так как муж Кассель приходил к ней и на­помнил о существовании этих записок не более месяца тому назад. Пришлось дать о них показание, и Дмитриева рассказала, что в то время, когда она виделась с Карицким в остроге, она по просьбе его написала их. Но так как он ей не дал денег, то она ему их не отдала, а потом отдала их смотрителю. Смотритель во­зил их к Карицкому, потом привез назад, зажег спичку и сжег их при ней. Так как записки целы, то значит, что смотритель ее об­манул; сжег вместо этих записок похожие на них бумажки. Вот какие объяснения дает Дмитриева. Выходит, что при свидании она не согласилась снять оговора с Карицкого, но написала, по его приказанию, записки на имя Кассель. Выходит, что Карицкий, которому нужно снять с себя немедленно оговор, опозоривающий его имя, выманивает у нее записки, которые цели своей не достигают и во все время следствия не были известны, не были пред­ставлены к делу. Записки, которые так дорого ценятся, которые смотритель ездил продавать, которые притворно сжигаются, что­бы убедить Дмитриеву, что их нет, записки эти вдруг гибнут в неизвестности, и ими не пользуется Карицкий во время предва­рительного следствия, когда они могли дать иное направление делу. Соответствует ли природе вещей, чтобы записки, при проис­хождении которых была, по словам Урусова, разыграна глубоко задуманная иезуитская интрига, конечно, со стороны Карицкого, были оставлены в тени, были вверены в руки Кассель и при ма­лейшей ее оплошности в руки врагов Карицкого, благодаря эконо­мическим соображениям Кассель. Объяснение о происхождении записок, составляющее последнюю часть показания Дмитриевой об острожном свидании, лишено всякого вероятия. А если вы разде­ляете со мной недоверие к слову Дмитриевой, то от этого, снача­ла так много обещавшего факта, для обвинения ничего не остается.

Остается последний аргумент, последняя надежда обвинения — слова Дмитриевой Остается ее оговор, каждое слово которого об­винителем считается за самую непогрешимую истину. Как истинно относится к своему слову Дмитриева, как точны ее показания, от­части мы видели из ее слов, сию минуту нами разобранных. Несу­ществующие выигрыши, неестественнейшие интриги изобретает она для своих целей.