Речь по делу Давида и Николая Чхотуа и др. (Тифлисское дело)

Адвокат Спасович В. Д.

Ну, положим, соврал в этом отношении Д. Чхотуа. Может быть, галстук он купил у Чарухчианца не 22, а 23 июля, хотя они продавались у Чарухчианца и 21, и 22, и хотя из показания обоих Чарухчианцев и из книги видно, что шарф мог быть куплен 22 июля во время до пожара, что совершенно понятно, так как пожар совпал с моментом исчезновения Н. Андреевской. Такого же рода и вопрос о брюках, хотя он и повредил, может быть, всего больше Д. Чхотуа, возбудив подозрение о каком-то подстроенном доказа­тельстве, о стычке между Д. Чхотуа и портным Капанидзе, вслед­ствие чего Капанидзе и Мдивани на предварительном следствии отозвались, что никаких брюк Д. Чхотуа им не оставлял, и под­твердили этот ответ, осмотрев и свои книги, и магазинный гарде­роб, а при судебном следствии они и новый приказчик Шахнабазов представили те самые брюки, как завалявшиеся между ста­рыми вещами. Но это дело до того выходит из ряда обыкновен­ных, что настоящие, несомненные фальсификации проходили в нем бесследно, зато и подлинное принималось иногда за фальшивое, как, например, находка брюк, которую я положительно отношу к числу неподдельных фактов на том основании, что эти брюки не имеют к делу никакого отношения и, следовательно, сочинять этот факт в сообществе с портными для Чхотуа не представляло ника­кого интереса. Я в таком виде представляю себе это происшест­вие: когда пошел таинственный розыск по всем направлениям по таинственному делу, преступлению, которое по своей обстановке, поражало соображение и ужасало будто бы своими размерами, всякий, кроме тех, которые явились добровольцами-сыщиками, ста­рался, сколько мог, не быть задетым, чтобы не попасть в какую-то прикосновенность с убийцами. Вот почему и Капанидзе с Мди­вани, из малодушия и трусости, промолчали о брюках, но когда дело пошло на суд, Шахнабазов прочел обвинительный акт, и ма­газинщики пораскусили, в чем дело и какое значение имеют брю­ки, всем им жаль сделалось, что, может быть, они напрасно повре­дили Чхотуа, они и предъявили в интересах правды брюки, но оказали Д. Чхотуа медвежью услугу потому, что их запоздалое поличное отвергнуто как плод их стачки с Д. Чхотуа. Оставим, впрочем, тот спор, который, по-моему, не более, как водотолче­ние. Допустим, что Д. Чхотуа соврал. Что же из этого следует по делу об убийстве? Разве суд заседает, чтобы судить о нравствен­ных грешках Д. Чхотуа? Предоставим это дело его беседе со свя­щенником на духу. Разве мы не знаем вралей постоянных, вралей без мотива, вралей, которые постоянно и без интереса врут. Никто же их еще не судил как за убийство. Мало того, вы, господа судьи, даже и относиться к этому вранью не можете, как отнесся бы посторонний человек, с осуждением и негодованием.