Речь по делу Давида и Николая Чхотуа и др. (Тифлисское дело)

Адвокат Спасович В. Д.

Вы долж­ны устранить это обстоятельство, как к делу не подходящее, на основании того, что вы слуги закона, вы судите по законам, а пре­следование обвиняемого только за то, что он врал, прямо против­но духу судебных уставов. В старой инквизиционной процедуре, где доискивались прежде всего собственного признания подсуди­мого, я понимаю, что искренность или неискренность подсудимого играли роль, и в числе улик преступления было то, что подсуди­мый делал на следствии разноречивые, а следовательно, ложные, или просто лживые показания. Но заметьте, что зато он мог быть оставлен только в подозрении, а лучшие постановления нашей ста­рой магистратуры направлены к тому, чтобы на такой факт не обращалось даже внимания. Вместо инквизиции мы дожили до процесса состязательного. Первое условие состязания — свобода действий, возможность употребления подсудимыми всех средств к оправданию без малейшего разбора; никто не может ему воспре­тить употреблять даже ложь и, summum jus — summa iujuria. В нашем новом суде отношение его к подсудимому таково — изви­ните за несколько тривиальные выражения: защищайся чем угод­но, ври сколько душе угодно, тем покойнее будет судье, что все вышло наружу, интрига не осталась скрытой. Судья будет судить не по твоим словам, которые, как слова заинтересованного, подо­зрительны, но по обстоятельствам дела, в число которых войдут факты дела, но не твоя ложь, но не твое поведение при следствии. В суде с присяжными показания подсудимого на следствии вовсе не читаются, таким образом остается неизвестным, как он защи­щался при следствии. Да если бы он врал и на суде, то ни один из представителей не оставит его, не будет объяснять присяжным, что­бы они на эту ложь не обращали внимания, а его предупреждать, что до истины можно добраться умом, помимо всех усилий подсу­димых затемнить истину и без вымучивания у него признания. В суде без присяжных есть другое средство против увлечения него­дованием, возбуждением ложью: мотивация приговора. Подсуди­мый, защищаясь, на что он имеет право, ставит отвод об алиби. Отвод этот, по несостоятельности, отвергнут; итак, следует, что подсудимый был на месте преступления в момент его совершения, был в доме Шарвашидзе. Да он этого и не отвергал, будут ли ему верить, что он уже спал, или поверим ли мы другим лицам, кото­рые будто бы от него слышали, что он читал газету, собираясь спать. Факт этот весьма сомнительный, так как в его комнате было темно, свеча не светилась, а без свечки не читают.

Во всяком случае, опровержение алиби не идет дальше того, что алиби не было; а превращать отвод алиби в самостоятельную улику преступления есть, по-моему, грубая логическая ошибка, принятие какого-то картонного доказательства за настоящее.