Речь по делу Островлевой и Худина

Адвокат Спасович В. Д.

Встретив Худина, отпросившегося на Лахту, Островлева пред­ложила себя в спутницы, чтобы ехать, куда глаза глядят, чтобы рассеяться. Островлева была весьма откровенна с судебным следо­вателем и врачами и относительно поездки, и относительно продажи лошади, и относительно самых интимных подробностей ее жизни домашней, но о происходившем между Старой Деревней и Лахтой она не объясняется никак, она упорно обходит этот предмет. Очень вероятно, что и эта сцена сохраняется в ее представлениях и памя­ти в виде черного пятна, что она почти ничего не помнит, потому что была под двойным давлением: под давлением испытанной тоски и опьянения от выпитого ликера. Не знаю, имел ли Худин намере­ние грабить, когда отправлялся на Лахту, но он знал, что едет с ним женщина не в здравом уме, он мог при этом иметь свой расчет. Нормальная женщина не поехала бы ночью на Лахту, не стала бы простой зрительницей совершающегося перед ней разбоя, а тем бо­лее участницей, бежала бы от Худина, дала бы знать в полицию. С сумасшедшей и пьяной легче было справиться. Худин ее посадил в пролетку, обещаясь лошадей и пролетку бросить, свез ее на Разъезжую. На другой день, отправившись в Свечной, она с ужа­сом увидела, что пролетка и лошадь там, а вдобавок Худин отнес сбрую и вожжи в ее квартиру. Тогда она решилась сбыть поличное, она сбывала его торопливо и сознавала грозившую опасность от преследования. Но при этих заботах ни малейшей осторожности; кажется, делается все, что только можно, чтобы ее тотчас накрыли и уличили. Притом, все настроение ее в этот день, 30 августа, какое-то удивительно странное и вместо тревожного, каким ему сле­довало бы быть, радостно торжественное. Она весела до безумия и смешлива, устраивает пирушки необыкновенных размеров, покупает шампанского, дюшес, сластей, пишет смехотворную записку и приезжает со всеми покупками домой, устраивает угощение в тот почти момент, когда является полиция, и требует ее в участок. После смущения при виде Савина в участке она впадает опять в равнодушие и во время обыска в ее квартире, когда к ней пристают род­ные с вопросами, либо отмалчивается, либо грызет семечки. Спра­шивается, как вы должны поступить с этой странной и не в своем уме находящейся женщиной?

Здорового человека вы бы осудили, потому что, прежде чем он совершил злое дело, он его обдумывал; страсть, ум, совесть бо­ролись, страсть одолела разум и наложила молчание на протестую­щую совесть.