Речь по делу Островлевой и Худина
Адвокат Спасович В. Д.
Так было начато следствие. Само преступление восстанавливается следующим образом по показаниям Савина и обвиняемых.
Был теплый августовский вечер в начале одиннадцатого часа. Улицы были освещены газом. На углу Большой Конюшенной и Невского стоял извозчик Савин, поджидавший седоков, дюжий человек, но тупой и неразвитый, что весьма наглядно уяснилось при следствии. Подошли к нему два седока, мужчина был в пиджаке и фуражке, женщина в темном платье, повязанная платком. Савина подрядили они свезти их к Троицкому мосту за 20 копеек. Еще продолжалось сообщение по конке от этого моста до Старой Деревни. Был ли переполнен вагон конки или по иной причине ездоки, переменив намерение, подрядили Савина в Старую Деревню за 1 рубль, а, доехав до Старой Деревни, хотели нанять в Лахту чухонца. Во время езды мужчина спрашивал Савина, сколько ему лет, имеет ли он жену и детей. Заезжали ли по дороге в трактиры и напивались ли — не известно: Худин говорит да, Савин — нет, трактирщики не узнают ни одного из них, но где же трактирщикам помнить заходивший к ним в заведения разный люд назад тому две или три недели. В Старой Деревне не оказалось чухонца. Савина стали рядить на Лахту, торгуясь с ним и давая 2 рубля; наконец, условились за 2 руб. 75 коп. с обратным путем на Невский. Требовал ли извозчик уплатить тут же часть денег? Вероятно. На пути в Лахту, близ моста, на повороте, Савин получил от мужчины сильный удар по затылку, от которого шляпа слетела, а он сам с дрожек соскочил. Предшествовала ли удару ссора из-за того, что Савин отказывался ехать, а его понуждали — не известно. По словам Худина, удар нанесен кошелем с медными деньгами, бывшим у него в руке. Следствие не только не разъяснило, был ли такой кошель у Худина, но даже не позаботилось спросить о нем Худина; впрочем, удостоверено медицинским освидетельствованием, что обе раны, и на затылке, и у глаза, нанесены заостренным тяжелым орудием; обе раны зияли, имели ровные края, одинаковую длину (½ вершка), обе гноились и проникали, одна до мускулов, другая до надкостной плевы. Вероятно обе нанесены почти с одинаковой силой и одним и тем же орудием. Обе раны легкие, но так как ими поражена голова, то раны могли сделаться опасными. По словам Савина, удар был неожиданный, его ослепило; он передавал другим, что у него точно искры появились в глазах. Искренность его показания несомненна, он и не заинтересован в деле, так как все похищенное возвращено, а раны зажили бесследно, но наблюдатель он плохой по крайней своей неразвитости и мог наблюдать спокойно только то, что происходило до нанесения ему удара.