Речь по делу Ольги Палем
Адвокат Карабчевский Н. П.
Отделить правду от лжи во всех оттенках настоящего дела, благодаря именно этой черте ее характера, нам не представится ни малейшего затруднения.
Наконец, еще один, последний эпитет, эпитет в устах обвинения по адресу Палем, — «авантюристка». Конечно, при этом имеют в виду стремление, очень настойчивое стремление Палем стать законной женой Довнара. Врач Рукович выразился, что это стремление ее было «неосуществимое». Теперь судить легко, так как мы знаем, что оно действительно не осуществилось. Но, с другой стороны, мы знаем, что два года Довнар многим выдавал ее за свою жену; мы знаем, что, переписываясь до 1893 года с ней, он ей иначе не адресовал писем, как «Ольге Васильевне Довнар». Он разлакомил ее. Она с мужеством и терпением карабкалась по призовому столбу, на вершине которого было «честное имя жены любимого человека».
Безотносительно к грустному финалу всей этой печальной трагедии, скажите мне: разве идея, запавшая ей в голову, сама по себе так абсурдна, так чудовищна, так незаконна? За что же клеймить Палем названием «авантюристки»? Ведь четыре года верной любви и безупречного сожительства — не «авантюра», не маскарадное приключение. Почему же Довнар был так недосягаем? Мало ли всеми уважаемых лиц (не чета Довнару), женатых на не равных себе по общественному положению? Своим честным именем, без ложного стыда и робости, они дали и имя и положение в обществе таким женщинам, которые, не случись этого, так же назывались бы «авантюристками». Стремление Палем стать женой того, кого она любила, с кем прожила «верой и правдой» четыре года, само по себе законно, понятно, естественно. Было бы, наоборот, дико и странно, если бы честная женщина об этом не мечтала, если бы она к этому страстно не стремилась. Все, что хотите, только не «авантюристка», только не обвинение ее в жажде новых впечатлений и каких-то экстравагантных, невероятных и «невозможных» приключений. Она хотела для каждой женщины самого близкого, простого, естественного. Она хотела любви любимого человека и права не стыдиться своей собственной любви к нему. Она хотела смотреть всем честно в глаза. Только об этом одном мечтала она и, как я постараюсь вам это доказать, она вправе была так мечтать.
Теперь и самое событие, печальное событие 17 мая, ставится ей на счет, как новое приключение «авантюристки». Но будем же справедливы. Рана, нанесенная ею самой себе, была действительно кровавая, неподдельная, действительно грозившая ей верной смертью. Спаслась она только чудом. Товарищ прокурора, характеризуя греховную преступность самоубийц, громит их эгоизм, говоря, что они думают только о себе, нисколько не заботясь об окружающих. Они забывают даже о тех, кому сами дороги, кому близки, кому приходится оплакивать их преступную, безвременную кончину. Не тут ли мы подходим к настоящей черте «авантюризма», действительно присущей несчастной Палем. Она смело могла стрелять в себя и застрелиться, вовсе не думая о том, что поступает эгоистично. Вокруг нее не было близких, ее некому было пожалеть. Одна, — как ветер в поле.
Господа присяжные заседатели, весь полемический элемент моей речи исчерпан. Вы должны мне простить некоторую настойчивость и некоторую горячность, с которыми я отстаивал иные боевые позиции, неправильно, по моему мнению, занятые нападающими.
