Речь по делу Ольги Палем

Адвокат Карабчевский Н. П.

Открытие это, со слов того же Зарифи, было сделано им близким Довнара уже в период их борьбы с Палем. Палем отрицает эту связь. Опросом Зарифи, между прочим, выяс­нилось, что по делу одной особы в Одессе, искавшей содержание на ребенка, он уже являлся как свидетель в интересах защиты не­справедливо обвинявшегося своего товарища в обольщении моло­дой девушки. Показанием Зарифи невинность девушки была низ­ведена со своего пьедестала. Товарищ его выиграл дело. Прямоли­нейное стремление к истине, несомненно, присуще Зарифи.

Спорить по существу против его показания я не стану. К ве­личайшему стыду и даже некоторому позору Палем, оправдываемо­му разве только тогдашней ее молодостью, я готов признать, что она, увлекшись физическими данными Зарифи, действительно, некоторое время питала к нему страсть нежную. Что же дальше? Сам Зарифи удостоверяет, что эта мимолетная, кратковременная связь, оставаясь исключительно «на почве любовной», оставила в нем самые светлые воспоминания, не причинив ему ни нравствен­ного, ни материального ущерба. Во всяком случае, это было до зна­комства Палем с Довнаром; до знакомства же этот мимолетный роман умер своей естественной смертью. Довольно скоро с обеих сторон последовало самое решительное и быстрое охлаждение. По­сле того, кроме покойного Довнара, вы не назовете мне более ни одного мужчины, близкого Палем. И товарищ прокурора, и пове­ренный гражданской истицы должны были категорически при­знать, что на протяжении всех четырех лет сожительства с Довна­ром Палем оставалась безусловно ему верна.

Какое же употребление можно сделать из «компрометирую­щих» Палем показаний Шелейко, Матеранского и некоторых дру­гих друзей покойного? Судите сами. И Шелейко и Матеранскнй, характеризуя вольность обращения Палем с мужчинами, особенно настойчиво ссылаются на некоего Леонида Лукьянова, с которым она будто бы ездила на три дня в Аккерман, а летом, живя на да­че у родителей Лукьянова, позволяла себе, будто бы, дебоши, скандалы и т. п. По счастью, Леонид Лукьянов был допрошен на предварительном следствии, и его показание было здесь оглашено. Трудно себе представить доказательство, идущее более вразрез с намерениями тех, кто на него ссылается. Леонид Лукьянов — те­перь молодой офицер, тогда еще только юнкер. Все его показание судебному следователю дышит едва ли не влюбленным восторгом по адресу Палем. Видно, что и до сих пор он не вспоминает о ней без затаенного волнения. Свидетельствуя настойчиво об исключитель­но платонических своих ухаживаниях за молодой женщиной, заяв­ляя категорически, что она никогда ему не принадлежала, он вме­сте с тем вспоминает о своих молодых впечатлениях с какой-то чи­стой и задушевной радостью. Он сопровождал ее на прогулки, оказывал ей всевозможные мелкие услуги, провожал ее в Аккер­ман; с ней ему бывало и «сладко и жутко», «она могла увлечь на все», но все эти увлечения не вышли за пределы совершенно пла­тонического и бескорыстного флирта, если хотите, даже «влюбления». Обе стороны сохранили друг о друге, во всяком случае, только светлые и радужные воспоминания. И в разлуке они оста­лись друзьями. Вот каков отзыв Леонида Лукьянова о Палем, то­го самого Леонида Лукьянова, на которого так неуклюже, так некстати пытались делать ссылки Шелейко и Матеранский.