Речь по делу Ольги Палем
Адвокат Карабчевский Н. П.
Ольга Васильевна живо разделяла опасения и тревоги своего возлюбленного. Уже с весны стали подумывать, как бы «похлопотать», «заручиться» обставить возможно благоприятнее шансы на успех. Между Кандинским и Довнаром затевается по этому поводу оживленная переписка. Мать молодого человека, Александра Михайловна Шмидт, делает Кандинскому визит в его конторе и советуется с ним, как лучше обставить дело. Кандинский добывает рекомендательные письма к институтскому начальству от князя Юрия Гагарина, известного в Одессе, доступного и обаятельного аристократа, сверх того добывает письмо известного на юге инженера-строителя Шевцова.
Этого оказывается мало. Тогда Ольга Васильевна Палем, надев свой самый скромный и вместе парадный наряд, отправляется к «одному высокопоставленному лицу», знавшему ее несколько по Одессе. Она просит «за своего мужа», с которым «тайно обвенчана», так как студентам не позволяют жениться. Против собственного ее ожидания, ее смиренная и скромная просьба и «маленькая ложь» имеют громадный успех. Вслед за этим сам Довнар представляется «высокопоставленному лицу» и получает весьма веское рекомендательное письмо, о котором нам говорил здесь инспектор института Кухарский. Подробности же мы знаем из письма самого Довнара.
Почти все лето прошло для Александра Довнара в страшной тревоге о здоровье Ольги Васильевны и еще больше о результатах предстоящего ему конкурсного экзамена. Тревога »та сказывается в каждом его письме к ней. Письма эти полны каким-то заразительным, действующим на нервы читателя волнением. Надежда попасть в институт и страсть к ней, этой, может быть, тяжко больной, может быть, умирающей вдали от него женщине, сплетаются в его душе как-то непостижимо цепко, словно два ухватившихся друг за друга бойца, собирающихся биться насмерть. Никогда еще письма к ней не были так оживленны, так жгучи, так выразительны и, вместе, так полны сожаления. Он осыпает ее самыми страстными, самыми жгучими ласками: «Олик мохнатик», «кошечка Оля», «дорогой котик», «дорогой жучок мохнатый», «дружок мой Оля» — так и пестрят через две строки в третью. На все ее заботы и опасения он отвечает одно: «Дурочка, как ты можешь вообразить себе, чтобы я тебя бросил! » В припадке малодушных опасений за исход конкурсных экзаменов, он в одном письме ей откровенно пишет: «Если порежусь, приезжай похлопотать. Только и надежды! ».
Экзамены прошли благополучно. К Ольге Васильевне Довнар (я не обмолвился — Довнар, а не Палем) стали долетать из Петербурга краткие, но тем белее выразительные телеграммы: «Математика — 5. Саша», «Физика — 4» и т. д. Наконец, и последняя ликующая телеграмма: «Принят, зачислен в комплект». Когда уже пошел общий радостный обмен телеграфных приветствий. Кандинский поздравлял Довнара, Довнар — Кандинского; Шмидт благодарила всех, Ольга Васильевна ликовала и принимала поздравления.
Словно очнувшись от тяжкого кошмара, взяв из своего капитала несколько денег, чувствуя, что настоящая гора свалилась у него с плеч, Довнар из Петербурга мчится прямо в Славуту к своей «кошечке Оле», которая тем временем набралась сил и здоровья на средства, ассигнованные ей на лечение Кандинским.
