Речь по делу Ольги Палем

Адвокат Карабчевский Н. П.

Причтите это к полученным им про­центам, разбейте на четыре года и вы убедитесь, что этой цифры, при поездках Довнара в Одессу, Крым и т. п., едва достаточно для его собственного существования. Не желая разменивать бумаг, он, как мы знаем, брал иногда деньги взаймы и у Кандинского. Он так и остался ему должен сотню, другую рублей.

Для того чтобы судить, насколько Палем самостоятельно об­ходилась «своими средствами» и насколько мелочные счеты делали скорее Довнара ее должником, нежели устанавливали обратное, казалось бы, гораздо более естественное положение вещей, достаточ­но вспомнить некоторые эпизоды. В Курске, очутившись без денег, Палем телеграфирует, по настоянию Довнара, Кандинскому, и тот по телеграмме переводит Довнару сорок рублей; Матеранскому (свидетелю по делу), по протекции той же Палем, как приятелю Довнара, Кандинский ссужает безвозвратно пятьдесят рублей. Уже после того, как Довнар и Палем, разойдясь на разные квартиры, все еще от времени до времени продолжают сходиться на «любов­ные» свидания, Палем тратит свои деньги. За две недели до убий­ства, чтобы съездить со своим «милым Сашей» на острова, она за­кладывает вещи на несколько десятков рублей. Она переделывает ему пальто на свой счет, находя, что пуговицы и значки потускнели, и все пальто надо освежить, так как совершенно неприлично показываться в нем на улицу. Наконец, — характерная, хотя, быть может, и мелочная подробность, указывающая, во всяком случае, на то, что покойный Довнар не привык справляться с содержимым своего кошелька, когда бывал в обществе Палем. После убийства оказалось, что в гостинице «Европа», где они пробыли всю ночь и полдня, они ужинали и пили шампанское, правда, дешевое (весь счет был подан на 8 руб. 50 коп.). В кармане убитого оказа­лось всего только 3 рубля, в кошельке подсудимой отыскалось 9 руб. 50 коп.

Нет, грязный денежный вопрос лучше не поднимать в этом деле. Как бы мы не перетряхивали, как бы усердно ни выворачива­ли карманы обоих, ничего, служащего к обвинению Палем, мы из них не вытряхнем. Если даже признаком искренности чувства к любимому человеку не считать бескорыстие, то все же по отноше­нию к Довнару Палем была бескорыстна. Хотите считать этот факт безразличным в нравственном отношении, не имеющим ровно никакого значения для освещения истинных отношений двух лю­бовников, — я согласен. Не говорите только, что Палем «эксплуатировала  денежные средства Довнара», не  называйте ее больше «шантажисткой»!

Палем — лгунья. Вот, наконец, твердый и сильный вывод об­винения из данных судебного следствия, против которого я бесси­лен возражать. Палем действительно лгунья, так как верно, что она не всегда говорит правду. Постараюсь выразиться, однако, точнее, возможно точнее. Это очень важно. Говоря правду, всю правду, какая она есть, Палем вместе с тем восполняет ее обыкновенно и ложью. По отзыву доктора Руковича, она так нервна, так воспри­имчива и так легко возбудима, что на другой день верит тем под­робностям, которые сама сочинила только накануне. Потом она уже твердит и повторяет это, как настоящую правду. Для обыкно­венных лжецов нужна прежде всего память; Палем своей собствен­ной лжи, никак, если бы даже хотела того, забыть не может. Раз осенила ее эта «ложь», она не отречется уже от нее ни за что, даже если бы вели ее на плаху.