Речь по делу Ольги Палем
Адвокат Карабчевский Н. П.
По инициативе Кухавского, все институтское начальство заинтересовывается личностью и поступками Довнара. Возникает даже вопрос: может ли быть терпим в среде студентов молодой человек с подобной нравственной физиономией? Сам директор института, почтенный Герсеванов, в несколько приемов долго и внимательно выслушивал Палем, затем он призывает выслушать ее нескольких профессоров и, наконец, снабжает ее своей визитной карточкой, на которой рекомендует «защиту ее интересов» своему родственнику, известному, пользующемуся всеобщим уважением адвокату и опытному юристу, присяжному поверенному С. А. Андреевскому.
Все находят ее «обиженной», все готовы принять ее сторону, но не знают только, как за это дело взяться. Даже юрист в затруднении, хотя принципиально он находит, что тут можно было бы поднять судебное дело. Он даже направляет Палем к прокурору. В конце концов из всего этого ровно ничего существенного для нее не выходит, но никто не отказывает ей в «нравственной поддержке», в слове участия и сожаления.
Все эти господа находят теперь, что это их участие, эти их разговоры, эти их академические выворачивания вопроса на разные лады были лишь успокоительными рецептами, в прописке которых не откажет ни один доктор самой трудной и безнадежной больной. В их глазах для болезни, где единственный ценитель — время, в этих участливых рецептах не было ничего вредного. К сожалению, я никак не могу согласиться с этим. Зная теперь склад ума и характера Палем, не понимающей никаких слов, сказанных так себе, для видимости, на ветер, все принимающей за самую чистую монету, я нахожу, что это был рассыропленный яд, который она медленно глотала. Конечно, предвидеть это было невозможно. Но вы встаньте только в положение тяжко оскорбленной женщины, которой сочувствуют такие лица, как Герсеванов, Андреевский, Кухарский и еще многие другие. Могла ли она сомневаться, что идет прямой дорогой?
Не лучше ли было бы, если бы без всякой сентиментальности ей разом открыли глаза на грозную прозу жизни? Ей могли сказать приблизительно так: «Симферопольская мещанка Ольга Палем, ты мечтаешь о недостижимом. Раз тебя толкнули по наклонной плоскости вниз, катись безмолвно до самой глубины пропасти. Мало ли таких, как ты? Не цепляйся попусту за выдающиеся на твоем пути уступы, не рви своих ногтей, не кровавь своих рук,— мы бессильны помочь тебе! ». Это было бы жестоко, но это была бы правда. Но они тоже люди, и им хотелось пожалеть ее. Это была большая ошибка. Несовершенства жизни требуют холодных сердец.
Недоразумения Палем с Александром Довнаром, вероятно, благодаря отсутствию в то время Шмидт, которая выехала обратно в Одессу, завершились в стенах канцелярии института в конце ноября 1893 года следующей «странной», чтобы не выразиться иначе, формулой. После очень продолжительного личного объяснения между собой в присутствии Кухарского Довнар и Палем пришли к «миролюбивому соглашению». Довнар заявил, что он ничего не имеет против того, чтобы сожительствовать по-прежнему с Ольгой Васильевной Палем, почему обязывается ее «не бросать», она же, в свою очередь, обязуется не требовать от него насильственного брака «и не подавать никуда жалоб».